На съезде «Нур Отана» президент Касым-Жомарт Токаев был избран председателем партии, сменив на этом посту экс-президента Нурсултана Назарбаева. В своей речи Токаев заявил об обновлении партии власти. Отдельно отметил, что для этого необходима «кардинальная перестройка работы партии», а не косметическая перезагрузка.

В интервью Азаттыку казахстанский политолог Димаш Альжанов объяснил, почему слова Токаева можно трактовать как продолжение политического застоя и фактически отказ от серьёзных перемен.

«КАЗАХСТАНЦЫ НА СВОИ НАЛОГИ СОДЕРЖАТ ОДНУ ИЗ САМЫХ КОРРУМПИРОВАННЫХ СТРУКТУР В СТРАНЕ»

Пётр Троценко: Димаш, ожидали ли вы каких-то серьёзных заявлений от партийной речи Токаева?

Димаш Альжанов: Нет, конечно. Архитектура политической системы сохраняется, остается и партия. Как патронажная организация она позволяет президенту обменивать политическую лояльность на определенные блага для бюрократического аппарата и для элит. Тем самым Токаев подтвердил, что система Назарбаева остается и никаких серьёзных изменений не ожидается.

Пётр Троценко: Когда Токаев говорил о работе партии, сначала вроде бы пожурил её за неэффективность, потом заявил о необходимости обновлений, о кардинальной перестройке. Может, президент решил начать с малого, чтобы потом перейти к большим переменам?

Димаш Альжанов: Основная проблема Казахстана, как несвободной страны, заключается в том, что партия и государство срослись и «Нур Отан» стал частью бюрократии. В развитых демократических странах такое невозможно, потому что там понимают, насколько это вредно для государства, что такой подход является источником коррупции. И Токаев не собирается менять это положение вещей. То, что он сказал, — это попытка обновить партию, вдохнуть в неё жизнь, поскольку после многих лет застоя «Нур Отан» как организация тоже подвержена эрозии, но сам принцип, который является причиной злоупотреблений и коррупции, меняться не будет.

Революционным здесь было бы, если бы Токаев чётко сказал, что партия и государство отделяются друг от друга, что партия — это политическая организация, что она готовит политические кадры, депутатов, помогает людям вовлекаться в политические процессы, но никак не сращивается с государством.

Второй момент — в Казахстане существует система государственного финансирования партий. То есть казахстанцы на свои налоги содержат одну из самых коррумпированных структур в стране, и Токаев не собирается это менять.

«ТЕПЕРЬ КРЕН МОЖЕТ БЫТЬ ТОЛЬКО В ОДНУ СТОРОНУ: УКРЕПЛЕНИЕ ВЛАСТИ, СОХРАНЕНИЕ СИСТЕМЫ»

Пётр Троценко: Или собирается, но просто об этом пока не заявлял?

Димаш Альжанов: А когда об этом надо заявлять, если не сейчас? Вопрос ведь даже не в готовности Токаева к переменам, а в том, что он в принципе не может эту систему поменять. Авторитарные системы обычно меняются через революции и перевороты, потому что они не адаптивны, не могут сами себя поменять. Сейчас, к примеру, у Токаева есть обязательства и груз. Пост главы Совбеза был передан ему, все основные формальные посты, теперь он несёт ответственность и уже не может переизбираться на честных выборах, потому что люди знают, что против них было применено летальное оружие. Теперь у него крен может быть только в одну сторону: укрепление власти и сохранение системы.

Обновить патронажную организацию — не означает изменить структуру, в которую она встроена. Пока нет демократии, честных выборов, конкуренции, легализованной оппозиции, «Нур Отан» не будет меняться. Обновление кадров или политсовета — не означает смену среды, в которую партия встроена и в которой функционирует.

Пётр Троценко: Что же тогда подразумевал Токаев, когда говорил об обновлении партии и кардинальной её перестройке?

Димаш Альжанов: Он может обновить руководящий состав партии, вложить деньги в рекламу, кампании, пропаганду, но по-настоящему «Нур Отан» может изменить только политическая конкуренция. Это когда партия участвует в конкурентных выборах, выигрывает, проигрывает и проходит несколько таких стадий в течение пяти, десяти, двадцати лет. И вот тогда партия сама как организация меняется.

Второй важный момент — когда у руководителя партии нет исключительного права поменять весь политсовет. То есть внутри партии существуют разные фракции, а сам политсовет состоит из разных независимых политиков, которые выбирают председателя, а не наоборот. И вот это и формирует внутреннюю партийную демократию, которая не позволяет председателю партии злоупотреблять своей властью.

Если Токаев говорит об обновлении, тогда следует начать с честных выборов, чтобы появились новые члены партии, которые были бы самостоятельными игроками внутри этой самой партии и самостоятельно формировали своё партийное руководство. В ином случае он просто сохраняет патронажную организацию, которая была создана для поддержки Назарбаева.

«ЧЛЕНЫ СЕМЬИ УШЛИ В ТЕНЬ. ВОПРОС — КАК НАДОЛГО»

Пётр Троценко: Тем не менее Дарига Назарбаева, Аскар Мамин и Бауыржан Байбек не вошли в политсовет «Нур Отана». Как это можно трактовать?

Димаш Альжанов: Члены семьи ушли в тень, другой вопрос — как долго это продлится. Не надо забывать, что протесты проходили под лозунгом смещения Назарбаева и членов его семьи. И для того, чтобы сохранить положение, эти люди были сдвинуты со всех официальных постов, но они, возможно, сохранят за собой активы. Поэтому их дальнейшее пребывание в политике остается открытым. В Казахстане сильно действуют неформальные связи. И то, как Токаев чтит Назарбаева, свидетельствует о том, насколько до сих пор сильно влияние на него Назарбаева и семьи.

Пётр Троценко: Но дело-то даже не в этом, просто сам факт, что, если Токаев поставит под сомнение авторитет первого президента, это ударит и по его авторитету, потому что народ быстро прочитает этот месседж и поймет, что если сместили одного, то можно сместить и второго. А сакральность власти нарушать нельзя.

Димаш Альжанов: Он не в позиции это сделать. Потому что если бы было отстранение от власти, то отстранять надо было сразу и тотально. Но этого сделано не было, что косвенно подтверждает то, что Токаев до сих пор находится в пучине этих связей.

Пётр Троценко: Назарбаевы довольно глубоко вросли в политическую и экономическую жизнь страны. Почему нельзя допустить мысль, что Токаев и пытается ослабить их присутствие, но по-дипломатически, постепенно.

Димаш Альжанов: Если бы Токаев имел такие намерения, то шаги были бы другими. Но он выбрал путь минимального сопротивления, то есть выбрал себя, а не общество, свою личную сохранность. Не надо видеть в попытке обновить имидж власти стремление к реформам. Реформы должны звучать чётко, понятно, ясно о том, что открывается политическая система для общества, что мы можем выбирать, можем влиять на принятие решений. А косметические шаги, которые направлены на изменение имиджа власти, не касаются ни нас, простых граждан, ни наших потребностей.

Токаев не пошел даже на ребрендинг партии, он не сказал: мы создадим новую партию, мы избавимся от этого наследия. Не может. Не хочет.

«ВЫБОРОВ НЕТ — НЕТ МИРНЫХ СПОСОБОВ СМЕНЫ ВЛАСТИ»

Пётр Троценко: Но тем не менее какой-то сквознячок свободы в Казахстане подул. И вероятно, произошел толчок в гражданском обществе — люди начали понимать, что при правильной консолидации они могут не просто выйти на диалог с властью, но и отстоять перед ней свои интересы.

Димаш Альжанов: Чтобы этот механизм работал, нужен выборный способ смены власти. Выборов нет — нет мирных способов смены власти. Если бы президент был озабочен тем, чтобы в Казахстане не было конфликтов, чтобы борьба за власть проходила спокойно, без человеческих жертв, он бы пошел на реформы. Во-первых, сделал бы нейтральной Центральную избирательную комиссию, во-вторых, сделал бы выборы областных и городских акимов, выборы в маслихаты. Люди получили бы возможность брать чуть-чуть власти. Но при таких изменениях президент теряет возможность обогащаться, покупать политическую лояльность элит за распределение благ, и он должен идти на это сознательно, тем самым снижая возможность насильственных форм борьбы за власть.

Пётр Троценко: Насколько возможны такие перемены при нынешних реалиях?

Димаш Альжанов: Если общество не утратит того уровня мобилизации, который был продемонстрирован, и раз за разом будут митинги и требования политических перемен, то это оставит власти меньше возможности для таких маневров, какие они производят сейчас. Чем больше общество будет создавать рисков потери власти, тем выше шансы побудить режим на реформы.