Синофобия в Казахстане в последние годы стала довольно «хайповым», как сейчас модно выражаться, поводом для создания различного контента политического характера. Начиная от различных рассылок по мессенджерам, комментариев в социальных сетях до рассуждений в СМИ.
Более того, китаефобия стала использоваться для попытки мобилизации сторонников в участии оппозиционных митингов.
Логика организаторов, как правило, вполне очевидна: лозунг «свой-чужой» — самый лёгкий способ привлечь максимально больше народу, а там уже, как говорится, лиха беда начало.
Одними из самых излюбленных и мейнстримовых лозунгов — «нет китайской экспансии» и «нет китайским инвестициям», которые опираются на довольно популярную точку зрения о стремительном росте китайского влияния в Казахстане и обеспокоенности населения данным явлением.
Однако парадокс ситуации заключается в том, что все «антикитайские протесты» базируются на серьёзном мифологизированном сознании и связаны не сколько с реальным Китаем, но и с внутриполитическими процессами в Казахстане.
Вопреки устоявшемуся мнению, на практике наблюдается многолетняя тенденция ухудшения экономических показателей казахстанско-китайского сотрудничества. Возьмём, к примеру, товарооборот Казахстана и Китая. С 2010 года, даже в допандемийный 2019 год, объём сократился на треть. Причём в середине десятых годов он падал почти в два раза.
Если в 2010 году товарооборот превышал $20 млрд, то в 2019 он не дотянул до $15 млрд, составив $14,4 млрд. В 2020 году товарооборот все же смог еле-еле перевалить $15 млрд, несмотря на COVID-19. А вот в 2014-2016 годах он не набирал даже $10 млрд, что для динамично развивающихся соседей крайне мало.
Данную статистику можно легко посмотреть на любых источниках, включая такие международные, как Всемирный банк и т. п., если, предположим, казахстанские данные не устраивают.
Кстати, Казахстан больше продает в Китай, чем покупает у него, поэтому сальдо товарооборота в нашу пользу. В том же 2019 году экспорт составил 54,4%, или $7,8 млрд, и 45,6%, или $6,6 млрд, на импорт. Что обеспечивает стабильный приток валюты в казахстанскую экономику. С Россией, к примеру, ситуация прямо противоположная, у неё Казахстан покупает больше, чем продает.
Такая же тенденция уменьшения прихода китайских денег видна в динамике количества и доли инвестиций Китая в Казахстане. С 2013 по 2020 год доля Китая в валовом притоке иностранных инвестиций в Казахстан снизилась с 9,3% до 4,7%.
В абсолютных цифрах, на пике в 2013 году эта цифра составляла $2,4 млрд, далее идёт планомерное падение: в 2014 — уже $1,8 млрд, в 2015 — $0,8 млрд, в 2016 — $0,9 млрд, в 2017 — $1 млрд, в 2018 — $1,5 млрд.
Ещё более разителен контраст, если брать трёхлетними периодами. Если за 2011-2014 годы инвестиции составили $8,1 млрд, то за 2015-2018 годы эта цифра равнялась всего $4 млрд, то есть в два раза меньше.
То есть уменьшение идёт двукратное по всем параметрам и даже близко не может нагнать показатели начала 2010-х. Здесь можно было бы предположить ситуацию, что Китай в принципе стал меньше инвестировать в иностранные государства. Но нет, опять же сухие цифры безжалостны к мифам. С 2013 по 2018 год накопленные инвестиции Китая за рубеж выросли более чем в два раза — с $2 трлн до $4,2 трлн.
А вот доля Казахстана снизилась в этом потоке с 1% до 0,36%. Эта цифра в китайском объёме весьма показательна и настолько мала, учитывая, что это сосед с границей и стратегическим партнёрством.
Не менее парадоксальная ситуация с нашумевшим переносом 55 китайских заводов, анонсированных ещё в 2014 году по итогам переговоров между казахстанским и китайским премьер-министрами. Идея заключалась в диверсификации китайских инвестиций от энергетического в производственный сектор за счёт накопленных китайских технологических и финансовых возможностей.
Однако обе страны технологически оказались не готовы к такому масштабному сотрудничеству в силу разности технических и юридических стандартов, отсутствия необходимого подготовленного персонала на местах. Поэтому перенос был переквалифицирован в 55 наиболее перспективных совместных проектов и стал медленно воплощаться.
Например, одним из таких проектов была комплексная модернизация Шымкентского нефтеперерабатывающего завода (построенного ещё в советский период) и постройка линии сборки автомобилей Jaac североказахстанского автопромышленного холдинга. После чего практически заморозилась на 12 проектов.
Но к 2018 году данная тема внезапно получила широкое распространение в социальных сетях и мессенджерах, где «55 заводов» выставлялись как механический перенос из Китая заводов вместе с китайскими же рабочими, что вызвало бурю возмущений и ряд митингов в разных городах Казахстана.
Несмотря на попытки властей объяснить, что как такового переноса нет и он физически невозможен, оппозиция периодически использует лозунг «нет 55 китайским заводам» либо требует их уничтожить.
Довольно примечательно, что если попытаться выполнить данное требование, то необходимо было бы начать с уничтожения того самого Шымкентского нефтеперерабатывающего завода (ШНПЗ), который является флагманом этих проектов и одним из трёх стратегических нефтеперерабатывающих предприятий Казахстана. Кстати, до модернизации ШНПЗ периодически закрывался на ремонт, что мгновенно вызывало нехватку бензина на внутреннем рынке и очереди на бензоколонках.
Не менее интересным выглядят цифры по наиболее горячей теме: задолженность Казахстана перед Китаем. Согласно всем статистическим данным, эта цифра также неуклонно уменьшается.
Если в 2013 году эта цифра достигала $16 млрд, то по итогам 2018 года — $12 млрд. Причём, меньшая часть долга гарантирована государством, а большая — взята частным сектором, что тоже показательно.
